Сознание потихоньку возвращалось, Вита слышала, как громко ее сизые, осклизшие мысли капают в растертую лужу зыбкого сознания. Так отчетливо и мерно. Этот ритм заставлял ее приходить в себя. Она обнаружила себя лежащей на спине, чувствуя, как судорогами ломит избитое тело, вывернутое на холодный бетонный пол. Было очень страшно открыть глаза… Словно утвердиться, что это все не сон. А, пока твои веки сомкнуты, ты, вроде как, спишь и булькающая тишина может статься причудой Морфея…
Так и лежала Вита, с закрытыми глазами, всеми силами души сопротивляясь явности происходящего, стараясь не выдать себя, очухавшуюся. Прислушалась… Вроде тихо, даже дыхания не слышно. Мертва чтоль? Не, лихорадит немного, а раз лихорадит… Преодолевая животный ужас, Вита заставила себя взглянуть наверх сквозь еле заметные щелочки век.
Пусто. И совсем тихо – ни скрежета, ни звуков машин, ни шороха ветра за стеной, будто комната пожирала своим грязным нутром все вползающие в нее звуки. Пусто… Только серые, выщербленные временем и чем-то еще стены, замызганные, исписанные неровными строчками, какой-то бурой дрянью. «Дерьмом, наверное», — подумалось Вите, она тихонько дернулась от приступа беспричинного веселья. Нервное.
Рассмотреть надписи не представлялось возможным, не приблизившись – мешал полумрак помещения. Но все же, толкнуть свое тело вперед, встать и подойти ближе к плотоядным каменным стенам Вита не могла.
И вдруг комната поплыла вверх и куда-то в сторону… В какую именно сторону, Вита теперь определить не могла – отчего-то отказывал мозг… В пьянеющем сознании все громче и яснее звучали липкой кашей (овсянкой? овсянка – это дрянь…) голоса людей, словно зажевало кассету, на которую давным-давно записали эти слова… Среди сумбура звуков постепенно прояснились некоторые фразы:
— Она пришла в себя!
— Наконец-то! Вита, Виталина! Посмотрите сюда!
Яркий узкий свет отозвался болью во всех нервах сразу. Суки. Уберите фонарик! – хотелось крикнуть ей, но вырвался лишь сиплый, нечленораздельный вопль. Вита начинала понимать, что происходит, что вертится вокруг нее. Медленно, но верно разум вытаскивал наружу гадостные, как содержимое выгребной ямы, события недавнего времени.
— Воды, — прогнусавила девушка и испугалась звука своего голоса. Губы ссохлись так, что, разлепив их, Вита почувствовала вкус собственной крови на кончике языка. Голова не переставала кружиться и зудеть, тело не подчинялось и, казалось, было расплющено асфальтоукладчиком, раз пять… или пятнадцать… Хотя теперь это было приятным фактом – значит, она жива!
— Пить нельзя, только намочить губы, — приказал дядька в белом халате, седой и неприятный, с лоснящимся жирной кожей лицом… Лицом! Что с ее лицом? А, не важно… Главное – дышит.
— Я хочу дать показания полиции, — каждое слово – стрела в горло!
— Вы уверены?
Да, чёрт возьми, уверена! Хотя… Откуда такое чувство? Пока свежа памятью…
_________________________________
— Только прошу вас, господин следователь, недолго! Ей нужно отдохнуть! – Тот же потный доктор.
— Ей нужно, чтобы мы его побыстрей поймали, — новый голос, Вите стало стремно, будто это ОН, тот самый мучитель. Да, он ей везде мерещиться теперь будет, до скончания дней… А сколько ей осталось до скончания дней? Она не могла ответить себе.
К ее койке подошел мужчина, ничем не примечательный, обычный такой, усики – щеточкой, глаза добрые.
— Здравствуйте, Вита, — по-отечески мягко проговорил он. – Моя фамилия Днепров, я старший следователь…
— Не важно, — оборвала его Вита, — сядьте и слушайте, пока я могу говорить и помню все.
Днепров послушно упал на стул и приготовил диктофон, ему нужна была информация, и спорить с потерпевшей он не был намерен. Он смотрел на хрупкое, все в капельницах и гематомах, тело девушки, ждал ее рассказа, не торопя, так легко и непринужденно. Вита начала.
— Как трудно вспоминать, — голос ее дрожал и срывался в осиплость. – Не перебивайте меня, пожалуйста. Значит так. Я вечером 17 июня шла с работы. Я работаю в парке аттракционов кассиром, сдали кассу поздно, там не сходилось… Ну да ладно… Кстати, какое теперь число? – спохватилась она.
— Восьмое августа.
Вита вяло кивнула, обнаружив новый очаг боли по всей шее, и продолжила:
— Ой, мля… В общем, шла домой через дворы – так короче, я всегда там срезаю, на улице Павлика Морозова. Я не сразу заметила мужика у подъезда, потом поняла уже, что он за мной следил. Ну, я его на работе своей видела за несколько дней до этого, точно не помню, когда.
_______________________________________
Я следил за ней, она была такая идеальная. Носик маленький, ушки чуть оттопырены, смешная девчонка. Гордая такая, сучка. А 17 июня был мой день рождения, я знал, что будет она седьмым, так сказать, завершающим шедевром, и хотел подарить ее себе именно в этот день. За четыре дня слежки я прощупал ее маршрут. Всегда ходит одинаково, глупая. Пошел за ней, она и не заметила сначала. Так не интересно было, я обогнал и остановился прям перед ней с сигаретой в зубах. Ну, она и стреманулась сразу. А я ее, как пойнтер, гнал туда, куда мне надо было. Она думала, от меня убегает, а на деле – ко мне бежала.
Схватил ее в тупике, дернул за прелестную головку – она в отключку сразу, как по маслу! Знал бы, чем обернется – нахрен бы не трогал!
_____________________________________
— Очнулась я в подвале, теплый подвал, сухой, оборудовано все там… Для… Для таких, как я… Я уже на диване лежала, одетая в какое-то платье. А передо мной – камера, ну, фотик дорогущий со всеми приблудами, на треноге этой, как ее… штатив! Свет в лицо еще, а за фотиком – козел этот сидел в кресле. Я толком и не рассмотрела его тогда. Он сказал мне, что работать сегодня не будем, Его Величество устал. Еще сказал, что жрачка на столе и ушел. На ключ закрыл меня. Вы представляете! Какая в жопу жрачка!!! Я в истерике валялась! Полночи прорыдала, потом подумала, что надо бы осмотреться, вдруг, найду лазейку. Дебильная, да? В общем, ходила по подвалу, а там по стенам фотки висят… Ооо, вот, где основной капец начался!
______________________________________
Я любил только седьмую, имя у нее такое судьбоносное – Вита, жизнь, значит по латыни. Знаете ли вы латынь, господин следователь? А, впрочем, неважно…Откуда вам!
До Виты их было шестеро. И каждой я подбирал образы, отражавшие истинную суть их… Одна была модного нынче направления эмо, как говорится – субкультура! Плачут там, на жизнь жалуются, хотят красиво уйти… Вот и ушла, красиво! Я ее пытал-то недолго, девочка оказалась слабенькой на боль, быстро умерла… Но как красиво кричала! Ах, музыка, сладкая музыка… А извивающееся ее тело на жарком чугуне «буржуйки»! Истая красота пластики на тонкой границе человеческой жизни! Ее фотографии оказались самыми эмо… эмоциональными! Аххаха! Да, именно так!
Вторая оказалась лесбиянкой, я по одной отрезал ей груди, нахрен ей грудь, господин следователь? Лесби – так лесби! Не баба, не мужик! О, как она ругалась! Право, я пополнил свой лексикон затейливой витиеватой бранью!
Третья – избалованная богатая стерва… Третья тоже быстро сдохла. Наманикюренные ноготки – клещами, по одному… Кровь, говорят, у аристократов голубая. Ха! Эта, видимо, была обычной смертной, с аристократическим пыльным налетом. Потом ее, как рыбку, за губы силиконовые подцепил – славные фото вышли! Ну, вы их уже оценили, так ведь? Хахах!
Четвертая была проституткой, я заставлял ее делать то, что ей привычно, только по моим правилам. Сказал, что отпущу, если все сделает. Привязал к арматурине, впендюрил вибратор по самое не балуйся – ух, порадовала она меня. Самая страстная, сука, оказалась! Там еще фотографии есть, где она уже на кол насажена, орет, видели? Вот это роооот! Разработала, стерва! Долго она умирала, часа три. Это самая длительная фотосессия вышла, и одна из самых удачных, кстати.
Пятая так, ничего особенного – зэчка бывшая, за убийство мужа сидела. Ее я просто потихоньку ножом кромсал, пока от кровопотери не померла. Рычала ж, стерва, как рысь! Даже слезинки не проронила, паскуда! Хотя фото такие вышли – замечательные, должен вам признаться! Пантера! Что и говорить – я профессионал!
Шестая… Шестая была просто похожа на Кейт Бланшетт, обожаю ее. Она сыграла для меня роль, которую я написал. Я! Мой сценарий был таким трогательным… Моя русалка утонула в ванной, наполненной ледяной водой! А я снимал сверху, положив на ванну оргстекло и, придавив его для верности старым сейфом. Она была безупречна! Ее фото стоит просмотреть голливудским режиссерам, сценарий, впрочем, тоже. Но не об этом теперь.
А эта, седьмая – апогей! – должна была стать женой.
_____________________________________
— Когда я увидела женщин на фото, меня рвало долго. Первая серия снимков – молоденькая эмо-гёрл, вся в слезах, кричащая от боли. Она была… связана и сидела на раскаленной печке… Боже… Какая же он тварина! Нет-нет! Я могу дальше говорить! Я должна! Так, вторая жертва – с короткой стрижкой и без груди… Он вырезал ей сиськи! По очереди! Оооо… У нее вся майка была порвана и в крови… Чёрт! – Вита всхлипывала, но держалась. – Третья девушка на фото была без пальцев на руках, и за рот на крюк подцеплена, жуть, жуть! Ее глаза были такими… Хххххкхкх… Так, еще там были две… или три серии снимков. Одну он ТУДА прям проткнул и фоткал, понимаете? Прям… блин… Сука. Там столько снимков было именно этой женщины. Потом еще была одна, но та просто вся изрезана была… А, вспомнила, там последние фотки – как актриса какая-то, красивая, она была в воде, словно в аквариуме, будто через стекло фоткал, пока она захлебывалась… Вот ведь скотина, а? Специально эти фотки все оставил, чтоб я могла видеть и гадать, что меня ждет!
_______________________________________
Как она боялась! Это же… неописуемо… Ее слезки, такие вкусные и теплые… Я привязал ее к батарее за горло ремнем, ну и руки тоже связал, чтоб она не наделала глупостей… Она молчала постоянно, только смотрела затравленно, как волчица. Я долго не знал, что с ней делать. Минут десять! Ахахахах! Трахнуть ее перед смертью – о, да! Этого я желал так страстно, что скулы сводило! Должна же жена изведать плоть мужа своего, как вы считаете? Да и после смерти…
Я на нее платье невесты надел, пышное, такое белоснежное… Она как лебедь в нем была! Такая сладкая… А потом я ее отымел. Прям там, везде, куда хотел – и в ротик маленький и в задницу… Ах, да – я у нее был первым мужчиной! И последним! ХАхаХА…
________________________________________
— Было больно и мерзко. Я думала сдохну, но вдруг откуда-то так жить захотелось, бля… Я все делала, думала, он меня отпустит… А он, падла, наслаждался моим унижением, болью. Вот же! Нет, нет – я в порядке, воды только дайте… Спасибо. Я могу дальше… Нет, не надо прерывать запись! Как вы не понимаете! Завтра… Завтра я могу уже ничего не рассказать! Слушайте.
________________________________________
Я ее слегка придушивал – мне нравилось, как меняется ее выражение милого личика, вот вспоминаю сейчас и прям член встает сразу… Как только хрипеть переставала – отпускал ароматную шейку, уж больно мне нравилось играть с ней. Ну как можно ее убить быстро?! Она такая сладкая… Такой тонкий, обжигающий ноздри запах ее пота и страха… Я не мог остановиться и имел ее, как заведенный. И так моя эйфория продолжалась четыре дня. Был ли я пьян ею? Определенно! Я влюблен в нее до сих пор! Эти гладкие бедра, тонкая талия, а сиськи какие! А как она возбуждающе рыдала, хрипела, какие красивые были ее слезы, как стройно и долго текли они по ее пунцовым от моих поцелуев щекам! Как ей шло плакать! Я четыре дня планировал ее смерть, понимая, что дальше не могу ее держать у себя, но и убить ее мне представлялось невозможным, ведь тогда я бы лишился ее вкуса, терпкой горечи ее нежных ключиц, молочно-медовой ее вагины, упругих грудей, истерзанных моими зубами. Но она ведь так смышлена, что могла бы свалить или позвать вдруг помощь, а лишние свидетели нам были ни к чему. Все же семейная жизнь – она личная, так ведь? Для двоих только! Для меня и для моей Жизни! Но в один вечер я слегка переусердствовал во время секса и не смог перестать душить ее в порыве страсти. Ее плоть вдруг стала такой мягкой и податливой, искусанные губы были так влажны в своей открытости… Кончал я уже в труп. Как я думал. Ведь она не дышала! Как можно было?! Я жестоко просчитался, подумав, что она мертва. Я скорбел о ней бесконечно, я скорбел даже тогда, когда вывез тело на свалку. Я там всех их хоронил, зарывал поглубже, покопайтесь в отбросах, найдете…
________________________________________
— Я пришла в себя еще в машине, но не подала виду. Он разговаривал со мной, будто новобрачный жену в свадебное путешествие вез… Потом он меня так бережно выгрузил – живую меня как свинью избивал и швырял, а тут – дерьмо такое – аккуратничал! Ну, я поняла, что сейчас зароет. Лежала и ждала, когда все кончится. Помню, в школе на литре нам рассказывала училка, как Гоголя живым похоронили, про летаргический сон и все такое прочее. Так потом она же и сказала, что под землей воздух еще сколько-то времени не кончится, сутки, что ли можно выжить… Не помню. И так расчетливо мне думалось тогда – земля, мол, рыхлая будет, перекопанная, разгребу как-нибудь, главное упасть в яму так, чтоб руки не по швам лежали. Так и вышло. Только не земля была, а мусор. Вонища такая… Правда, после его хера мне эта вонь амбре показалась! Завалил он меня не сильно. А зачем сильнее? Все равно на следующий день мусор бы привезли – да и хрен кто разгреб бы! Я подождала, пока он уйдет. Он, сволочь, еще и молитву надо мной читал! Я потом из говна этого вылезла, его не было уже. Упала на землю, меня мусорщик нашел утром. Потом не помню ничего…
— Вита, а можете его описать?
— Могу. Он высокий и очень сильный. Не сказала бы, что качок, но просто широкий и мощный. Рожа у него такая спокойная, сука, все время спокойная! Волосы редкие, цветом – не помню… И глаза… Такие холодные, серые… Скользкие, что ли… Вот увидишь раз – не забудешь никогда! И еще у него шрам у виска длинный и палец один косячный какой-то, то ли сломанный, то ли от природы кривой.
— Спасибо, Вита, вы нам так помогли, просто как никто. Мы установим наблюдение за вашей палатой, спите спокойно, насколько это возможно. Завтра я к вам еще зайду, проведаю.
Вита закрыла глаза. Днепров или Дунаев, как его там, ушел, разминувшись с толстым потным врачом.
— Вы закончили? Наконец-то! Ей покой нужен! Ладно, Вита, я вам назначил снотворное, скоро принесут, вы отдыхайте, тяжелые дни у вас были… Но теперь все позади…
Позади… Слава Богу! Подумала Вита. Она снова зажмурилась, ей стало легче на душе, если не физически…
— А вот и снотворное, — Вита взметнула ресницы. Она улыбнулась, успела… А теперь – пора спать… И глаза медбрата – холодные, стальные… Скользкие, что ли… И медленно дрема по венам… И карусель стен… И полное, спокойное блаженство…
Потому, что Вита – это жизнь…